Двадцать первого января 2017 года на улицы Лос-­­Анджелеса, Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго вышли толпы женщин. Они были вооружены плакатами с лозунгами вроде My Pussy, My Choice, шапочками-­­«вагинами», зеркалами Венеры, нарисованными маркером на щеках. Мужчины в этом потоке тоже встречались, но демонстрации вошли в «Википедию» как Women's March. Они состоялись спустя сутки после инау­гурации Дональда Трампа, но были антитрамповскими лишь частично. Участницы в первую очередь выступили в защиту своих прав, безопасности, здоровья. В одном только Лос-Анджелесе вышли семьсот пятьдесят тысяч человек, а всего — как минимум четыре миллиона. В том числе Рианна, Кэти Перри, Мадонна, ­Скарлетт Йоханссон, Кристен Стюарт и Хелен Миррен. Мода на протестный активизм ­достигла своего пика.

Двадцать лет назад, чтобы о тебе писали Tatler и Vogue, даже девушкам из хорошей семьи надо было равняться на героиново-шикарную Кейт Мосс. Пятна­дцать лет назад — выглядеть как Дженнифер Лопес и Марайя Кэри: богато и красиво, R&B. На рубеже 2010-х вместо «золото, бриллианты, меха» стали hot «шесть кубиков пресса, искусственный песец и готовность тратиться на спасение танзанийских носорогов, суданских сирот, борьбу с глобальным потеплением».

Сейчас от носорогов западные девуш­­ки вернулись к своим баранам и творят благо для себя любимых. «Любимых» — не фигура речи. Сидеть на кейловой диете пока не моветон, но уже популярнее гордиться не прессом, а его отсутствием и даже животиком как у пропагандистки боди-позитива модели plus size Эшли Грэм. Спортивные лифчики, на которые с кружевных трусиков перешла Victoria's Secret, можно не носить – уважающие себя девушки должны «освободить соски» (пропагандистская кампания так и называется). Брить подмышки и ноги, краситься, не заниматься случайным сексом, не кормить грудью на публике — тоже tres passe. Тем более что за свободу на Западе можно не очень опасаться: даже на женском марше миллионов никого не арестовали.

А вот актрису Шейлин Вудли осенью 2016 года скрутили — когда она протестовала в Северной Дакоте против прокладки нефтепровода, грозившего уничтожить реку. Что, впрочем, не остудило ее пыл: актриса по-прежнему ярый защитник экологии.

Еще пару лет назад феминизм был другим. В массовом сознании на Западе его олицетворяла певица Тейлор Свифт. Сладкоголосая блондинка окружила себя красотками: в ее многочисленный girl squad входили Джиджи Хадид, Лили Олдридж, Карли Клосс. В интервью певица рассказывала, как все они — красивые и востребованные подружки — друг друга поддерживают и вдохновляют. Эта удобная позиция помогала продавать альбомы («1989» стал платиновым на первой же неделе), собирать награды, обложки.

А потом женщины вдруг осознали, что эмансипация, которой они так радуются, на самом деле красивая обертка, за которой благополучно спрятались патриархат, мизогиния, андроцентризм и прочее наследство, доставшееся нам от древних греков вместе с демократией. «Освобожденные» женщины Востока и Запада обнаружили, что даже в странах первого мира они по-прежнему получают меньше мужчин, подвергаются слатшеймингу (осуждению за активную сексуальную жизнь, за которую уж точно не стали бы ругать представителя противоположного пола) и далее по списку. Когда Тейлор Свифт и большинство ее длинноногих товарок не вышли на женский марш и обошлись дежурным выражением поддержки через Twitter — мол, горжусь тем, что я женщина, — их забросали виртуальными камнями.

Перейти от слов к делу девушек четыре года назад призвала Бейонсе. Она включила в песню Flawless фрагмент выступления нигерийской писательницы Чимаманды Нгози Адичи, одной из главных икон современного феминизма. Речь Адичи называлась We Should All Be Feminists. Эти слова кажутся вам знакомыми неспроста: вы видели их на футболках из дебютной коллекции Марии Грации Кьюри для Dior осенью 2016 года. Писательница была приглашена на показ, сидела в первом ряду между патриархами гламура и глянца Пьером Карденом и Патриком Демаршелье. На лос-анджелесском марше футболку с лозунгом выгуляла Натали Портман.

Материал полностью